Дроботенко Борис Никитович 1926 г.р., родился в Красноярском крае. С 1991 г. в Скадовске Херсонской обл.
Если в окопе сидишь, то как отдыхаешь? Шинель, прикорнешь… Был случай: окоп, подняться нельзя, немец косит и косит. Тут пошёл снег, дождик. Вода в окопе, и пока лежишь, вода нагреется, вроде нормально, а как станешь переворачиваться — холодная вода поступает, холодно. А под утро повар приполз, термос принёс с завтраком, по сто грамм, поели мы — и весь отдых… Всё зависит от нервов: когда большое напряжение нервное, болезнь как-то отходит.
Когда меня во взвод назначили, мы во второй линии обороны были. Мне помощник командира взвода говорит: «Дроботенко, сегодня ты дежуришь у пулемёта, смена придёт — заменит тебя». Ну, ребята в домах, на квартирах отдыхают, а я стою, смотрю — час, два, три, четыре часа никто не сменяет меня. Приходит помкомвзвода: «Дроботенко, тебя никто не сменил?» Сменили потом уже, через 8 часов… А я, видать, простыл, голова разболелась, прихожу в хату, а там пожилая женщина спрашивает: «Что бледный такой?» Я говорю: «Голова болит». Она: «Сейчас полечим». Дала две таблетки, налила вина полстакана и периной укрыла, меня как потом прошибло! Я говорю: «Мама, спасибо тебе!» Люди нас хорошо принимали…
Дроботенко Б.Н.
* * *
В госпитале у нас особенно свободного времени не было, потому что мы всё время сидели и ждали — вдруг раненных привезут? Утром приходили, а уходили уже поздно вечером. Периодически нас выводили на отдых — в бане помыться. Если зимой, то мы в палатке мылись: палатку натягивали, нарубят еловых веток, на снег настелют, а солдатская кухня нагреет воду — и так мы мылись.
Савельева Маргарита Федосеевна 1925 г.р., родилась в г. Новочеркасск, Ростов-на-Дону. В Херсоне с 1956 г.
Из госпиталя я пошла в связь и очень быстро изучила аппарат. Во время войны, когда шли в наступление, то связисты в основном сидели у аппарата и слушали, или, если эту связь нарушили снаряды или бомбы, то значит надо было ремонтировать. Но на ремонт солдаты ходили, девушек-связисток не заставляли. Но я за них дежурила. А я тогда очень мучилась бессонницей. Мы дежурили по шесть часов. Допустим, в два часа ночи надо меняться, а я никогда не будила солдата, продолжала дежурить до утра, у меня бессонница, я всё равно не сплю. Они за это меня отпускали на танцы. И если были танцы, то те, кто был свободен, приходили дежурили вместо меня, а я на танцы. Вот такая у нас взаимовыручка была.
На танцы мы в свою часть не ходили. Потому что если ты кому-то из ребят нравишься, то он считает, что как это так — ты в чём-то ему хочешь отказать. В полку у меня была подруга Маргарита, и я тоже Маргарита, но она была выше меня ростом, и нас звали Маленькая и Большая, даже по имени редко называли. Только скажут «Маленькая» — и всё понятно. И мы с ней ходили на танцы в другие, соседние части. Потанцевали и ушли домой — и всё.
Один раз мы очень хотели выглядеть красиво, решили подкраситься. Нам захотелось, а у нас же ничего не было, да мы и вообще не знали, как это делать. Ну, губы-то мы нашли чем покрасить — пошли в столовую, попросили кусочек свёклы, накрасили губы. Ну, брови накрасить — это вообще проще всего, потому что у нас отопление было только печное, и были чёрные угли — брови ими подкрасили. Ресницы тогда никто не красил, глаза не подкрашивали — не знали, что это такое. А чем же попудриться? Мы думали-думали, а стены у нас были не белёные, под обоями. А потом вспомнили, что у нас зубной порошок был — зубы им чистили. И вот мы губы свёклой накрасили, зубным порошком напудрились, брови углём нарисовали и пошли на танцы.
А командир роты у нас был доктор Козей из Харькова. И он любил танцевать только со мной и только вальс бостон. И вот он пришёл и ждал меня. Мы открываем дверь, а он напротив двери стоял. Мы с подругой входим, а он как увидел нас — бегом к нам навстречу и говорит: «Марш домой умываться!!!» А нам было так обидно! Мы ж так старались быть красивыми, понятия не имели, чем надо краситься, как надо краситься… Но хотелось! И вот такая неудачная у нас попытка была. С тех пор я не красилась, и сейчас у меня и пудры-то нет. Помада есть, меня иногда заставляют губы немножко подкрашивать, потому что уже цвет не тот. После этого мы на танцы не пошли, шли и всю дорогу плакали. А доктор нас потом всё время попрекал: «Как вы могли додуматься!». Ну нам же красивыми хотелось быть.
В 1975 году поехали мы на встречу с фронтовыми друзьями. Я поехала с мужем, и вот ко мне подходит один мужчина и спрашивает: «А ты помнишь меня?» А я помню что-то смутно, и говорю: «Да, ты Володя… » Он говорит: «Да, Володя. Ведь мы же с тобой все танцы открывали!». А я танцевать любила, и говорят, что неплохо танцевала.
Музыку помню. У нас баянист был. У меня есть у меня газета «Киевские вести» — там к 9 мая стали печатать все наши песни, которые мы пели во время войны — там прямо про то, как я на фронте была, в тёмной, тёплой землянке. И я все песни вырезала из газет. Было очень трогательно и приятно, что в газетах напечатали наши песни, потому что уже всё забывается…
Савельева М.Ф.
