Наталия Темнова:
Очень трагично сложилась судьба обитателей этого дома! Из всей семьи Зиновия Марковича — 6 детей,остались в живых 2! Жена умерла.когда дети были маленькие! Во время революции Зиновий Маркович выехал в Москву! Дочь Софья в сов.время приезжала в Херсон.но в свой дом не заходила! Внучка Марина Борисовна Хазанова сейчас живет в Бостоне! В 2000 году была в Херсоне, заходила в дом деда не один раз, искала исторические документы, написала рассказ о своей родословной!
Дом лесопромышленика Медведева Зиновия Марковича
Владислав Скрипниченко:
В 1914 году, когда началась война, крупные богачи пожертвовали крупные суммы в пользу красного креста и Соколов пожертвовал 15 тысяч рублей. Между прочим, царь Николай II, самый крупный помещик страны, пожертвовал тогда 10 тысяч рублей.
Марина Медведева-Хазанова (внучка Зиновия Марковича Медведева):
Семью разметала революция и уничтожила гражданская война. Повезло только старшему, Абраму, уже задолго до революции жившему во Франции и так никогда в Россию не приехавшему.
Два других брата, Яков и Лев, приехали незадолго до революции из Льежа, чтобы помочь отцу закрыть дело, продать дом, так как вся семья собиралась уехать за границу. На этом настаивали братья. Они получили блестящее образование в Бельгии, чувствовали себя там свободными людьми и не хотели опять возвращаться хоть и в обеспеченную, но не свободную жизнь с пресловутой чертой оседлости и погромами. Из семейных планов ничего не вышло. Слишком поздно решились: началась революция.
Сестра Маруся все же в самый разгар гражданской решила уезжать со своим женихом через Одессу. Пароход был взорван. До конца дней мама не знала — кем. Власть в городе менялась каждые несколько дней. Здесь перебывали все, включая немцев, петлюровцев, большевиков и прочих разных “шведов”. Брата Якова взяли заложником большевики, обещали скоро отпустить. Он никогда не вернулся. Когда через несколько дней власть в городе сменилась в очередной раз, мамина подружка, возлюбленный которой разбирал подвалы ЧК, привела ее туда. Там стояли огромные холщовые мешки, туго набитые бумагами.
Подружкин приятель разрешил маме рыться в этих мешках. “Дело твоего брата наверняка в одном из них”, — пояснил он. Они проискали всю ночь. Нашли с краткой пометкой: расстрелять. Якову было задано два вопроса: 1. Вы за революцию? 2. Вы за Советскую власть? На первый он ответил положительно, на второй — нет. Не знаю, спасли бы Якова какие-либо другие ответы. На всех других делах, которые попадались маме, она видела ту же самую пометку: РАССТРЕЛЯТЬ.
Оставаться в Херсоне больше не было сил. Дед, мама и Лев переехали в Москву. Стали приходить в себя, но Лев, их единственная опора и поддержка, работавший юрисконсультом какого-то крупного учреждения, умирает из-за пустяка. Порезал палец, а так как организм был истощен до предела, получилось заражение крови.
Дом купца Медведева сегодня
* * *
И вот я в Херсоне. На автобусной станции куча лихачей, готовых свезти тебя куда угодно. Я прошу в гостиницу “Киев”, которая находится в центре города. По дороге спрашиваю водителя о краеведческом музее и городском архиве. Архив, оказывается, в двух кварталах от гостиницы. Бросив сумку и не успев ужаснуться рваным простыням и грязному туалету, бегу в архив. Дежурный бесстрастно сообщает мне, что приемные дни в понедельник и пятницу. Сегодня, увы, вторник, и я в отчаянии. Мне предлагают поговорить с заместительницей заведующей. Я сажусь в приемной и жду, когда она освободится.
Перебираю свои фотографии и вдруг по какому-то наитию показываю ту, на которой дом, секретарше: “Скажите, пожалуйста, вы случайно не знаете такого дома в Херсоне?” — “Знаю, — спокойно отвечает девушка. — Это дом купца Медведева на улице Петренко. Там филиал нашего архива”. Видимо, мой взгляд был столь странен, что девушка побежала за заместительницей заведующей. Через пару минут я уже сидела у нее в кабинете. Элла Борисовна внимательно изучила фотографии, признала их подлинными и стала меня расспрашивать. Еще через десять минут мы уже сидели у заведующей. Та была чуть официальней и сдержаннее. Спросила, не приехала ли я забирать дом. В ее вопросе не было удивления, но я оторопела и поспешила заверить, что хочу только его увидеть.
В кабинет позвали архивиста Диму, попросили его поводить меня по городу, а потом отвести в дом деда. Улыбчивый, всклокоченный очкарик вызвал у меня огромный прилив нежности. О лучшем поводыре я и не мечтала. Долго-долго мы бродили по городу, основательно подпорченному советской властью и сильно разрушенному немцами. И все-таки что-то сохранилось. В городской думе — художественный музей, в дореволюционном банке — опять банк, в одной из старейших гимназий — педагогический институт. Наконец, мы вышли на улицу Петренко, которая оказалась рядом с Днепром. “Дому здорово повезло. Если бы он был в центре, шансов уцелеть у него бы не было”, — воскликнули мы с Димой хором. А я сразу связала еще две ниточки. Дед ведь торговал лесом, ему нужно было иметь склады на Днепре, вот и дом свой он построил рядышком.
Когда мы подошли к концу улицы, я сразу узнала дом. Скорее это был особняк, огромный, каменный, выходящий на две улицы, с лепными раковинами и веерами на фронтоне и цифрами на самом верху под крышей: 1900 г. Ахать времени не было. Нас ждали и сразу повели по всем комнатам, показывали. Я без удержу щелкала аппаратом, пытаясь за этим действием спрятаться, не расплакаться, не закричать. Через два часа мы ушли, предварительно договорившись о встрече на завтра. Сотрудницы обещали записать на пленку, что они знают о доме, а я — что знаю о семье. Мы с Димой снова вышли в центр. Дима рассказал мне, что случившееся с моим дядей Яковом очень похоже на случившееся с братом известного художника-авангардиста Д. Бурлюка. Тот шел по херсонскому бульвару. На нем была шляпа и приличный костюм. Его тоже, как и Якова, взяли заложником, и он тоже никогда не вернулся.
Поздним вечером я вернулась в гостиницу и бросилась на кровать. Ночью передо мной плыли огромные кафельные печи в дедовском доме. У первой, коричневой, стоял дед и, прислонившись к печи, грелся. У белой, с розовыми ангелочками, прыгали и резвились мама и Маруся, у третьей — тоже белой, но построже, сидели мамины братья-усачи и тихонько подтрунивали над гувернанткой в пелеринке и строгой шляпке. Я покровительственно облетела всех, широко улыбаясь и радуясь, что мне наконец удалось их всех соединить. “Ну, видишь, Медведица (так мы с братом называли маму), все получилось, а ты говорила, что невозможно”, — шептала я ей.
Весь текст: http://magazines.russ.ru/zvezda/2003/4/medved.html
