Херсонцы. Довоенное время. Часть 3.

Я в декабре 1931 года родилась. Детей в семье было много — одиннадцать. Я была седьмым ребенком, одна только старшая сестра у меня была, остальные ребята, конечно, жданная была девочка. Жили мы в Горловке. Если считать самое раннее детство, то я помню, как жили мы в бараке, в длинном-длинном бараке, кровати от кроватей были завешены брезентом. По ту сторону брезента тоже была девочка, кровати рядом, и нам сделали дырочку такую, чтобы мы общались. У них год, видно, трудный был. Буржуйка печка у них была маленькая, и они ловили мышей, накалывали на проволоку и прямо здесь жарили. Все много говорили, догадывались, что что-то не то, но не знали, что это мыши. А когда узнали, то был большой скандал, и тогда нас расселили.

Отец был шахтёр. Потом в Макеевке у меня в шахту пошел старший 15-летний брат, трудно было отцу. И они вместе работали на шахте. Брат так и остался там работать, а отца перевели в Донецк. Нам дали квартиру большую, помню этажи — я боялась этажей. И когда уже стали там жить, отец попал под трамвай, почти пополам разрезало. Миша, брат прямо перед окнами погиб, а до этого ещё двое умерли. Конечно, мама не могла это перенести, и мы уехали, вернулись назад, но только не туда, где они жили раньше (в сёла), а в город Новозыбков в Брянской области. Я помню, по дороге нас попытались обокрасть, когда мама везла нас поездом: перед станцией Новозыбков была пересадка, и мы сидели на вокзале, и мужчина какой-то с парнем угостили нас повидлом и отравили. Это было сильное такое отравление, нас забрали и лечили.

Когда мы приехали, поляк какой-то пустил нас на квартиру к себе, он жил один, работал машинистом. У нас много поляков было, в этом Новозыбкове, и очень дружные там они были. Потом женщина одинокая нас пустила в половину старого дома, где у них корова стояла когда-то — говорит, переходите и живите. Отец отремонтировал всё, как мог, обогревались, топили торфом. В квартире было тепло, хоть и старенькое помещение было.

Это был 1937-й год. Мой брат написал, что у него есть девушка, они решили пожениться, и он приедет поговорить, как быть — или переезжать, или жить там. Родители обрадовались, он должен приехать утром рано, отец побежал купить молоко, меня оставляют одну с кошкой. Отец принёс и поставил бидончик, а мне хотелось похозяйничать, я уже с детства проявляла себя так вот, не по-детски развивалась, как они говорили, и мне хотелось кошку покормить. Я беру этот бидончик налить молока — и упустила его, разлила. И, конечно, сижу и реву, кошка лакает молоко, я жменьками убирала его сколько смогла в мисочку, знала, что попадёт мне, отшлёпает мама.

А родители пошли голосовать, был день выборов. Вдруг открывается дверь, заходит брат и видит такое дело, хватает меня на руки, сумку бросил: «Что такое, сестричеч-ка?» Меня любили, желанная была девочка. Он меня поднимает на руки, целует, а я плачу, что мне попадет, он: «Сестричка, миленькая, не плачь, я это молочко куплю, и гостинчик тебе куплю!» Спросил у хозяйки, где все, она: «Они пошли голосовать, сейчас будут». Он этот бачок взял, ушёл. И до сих пор нет. Это была трагедия. Я всё этот грех на себе ношу. Я вспоминаю, что из-за меня он купил молоко.

Когда он пошел на базар, ему налили молоко, а он чувствует руку в кармане. Это провокация была — он повернулся, а там здоровый парень, а за ним ещё один. Брат сам здоровый парень был, такой накачанный, у нас ребята все взрослые такие были, поворачивается — и как дал тому! А эти два уже готовы были, надели наручники и повели. А тогда были судьи на улицах и в кварталах: сидит три человека, «тройки» назывались, и они уже статью подбирают, пишут что надо. И брата забрали. Приходят родители — а его нету, пошёл же молочка купить, и всё нету и нету.

А город-то не большой, всего 110 тысяч. Сказали родителям на третий день, когда уже увезли его. Судили его как подрывщика советской власти, статья такая была. Дали ему 5 лет. Увезли неизвестно куда, не говорили куда. Родители, конечно, в шоке. А мама по старым связям знала хорошо Надежду Константиновну Крупскую и Калинина. Она обратилась к ним сначала письмами, а потом сама поехала, но уже было поздно. Брата судили, отправили в город Ивдель Свердловской области. Только через Крупскую мы узнали, что осужден он по такой-то статье. Так он там и просидел, а в начале 1941-го года приехала милиция, выбросили наши вещи, отца задержали. Он буянил и доказывал, что это не так, а мама уже ничего не смогла сделать. Они повыбрасывали одежду, мебели ж никакой не было, всё побросали в яму, сделали обыск, искали оправдание, причину — не нашли.

Отца отпустили. Пришёл отец, жить нам негде, хозяйке сказали: «Если хочешь жить спокойно — убирай их». Она была против — женщина горбатенькая такая, маленькая, пожилая женщина, она всё видела. Соседи видели всё. Она нас пустила к себе, но сказала, что в квартиру не пустит, пустила в сарай, сказала, чтобы оборудовали немного. Сарай был утепленный, но воды там было по колено, мы вычерпали, земли насыпали. В общем, отец пристроился у неё в сарае, нары такие поделал, чтобы не в грязи. Вот мы какое-то время здесь и жили, а мама ещё давала уроки. Вот все ругают советское время за то, что народ безграмотный был, а я знаю, что маме сделали доску из фанеры, покрасили чёрной краской, и она женщин обучала безграмотных.

А потом узнала про это Надежда Константиновна Крупская, и дали отцу работу лесника. Она нам помогала ещё в таком плане, что нас могли сослать, народ был такой озлобленный, думали, что мы богачи. Но отцу дали работу лесника в городском лесу, там домик нам освободили, и мы вселились. Отец так обрадовался! Большая поляна, огород можно посадить, картошку, и просо посеял потом. А через дорогу была воинская часть, там 110-й пехотный полк базировался в то время. Были там и столовая, и магазины, и клуб, и жены офицеров и командиров приезжали в летние домики — в общем, это был как санаторий. Мы так были рады! Летом было там хорошо, мама родила ещё девочку, дали ей на ребенка 2000 денег, мы купили корову молодую хорошую, купили сарай хороший. Всё, начинали мы жить! Это был 1938-1939 года. Ещё потом трое девочек после меня было, меньшей Танечке был годик, но она уже родилась в 41 году.

Лицоева Н.П.

 Источник: Альманах «Живая история» в рамках проекта «Диалог поколений»