Матвиенко Белона Акимовна 1927 г.р., Херсон

Матвиенко Белона Акимовна 1927 г.р., Херсон

Наша семья оказалась в Херсоне в оккупации. Я 1927 года рождения, и мне было 14 с половиной лет. Затем прошло два года, в феврале 1943 года мне исполнилось 16, и по указанию немецких властей всех, кому исполнилось 16 лет, брали на учёт на бирже труда — должны были либо трудоустроиться, либо учиться где-то. Я пыталась учиться, но всё разваливалось, и техникум тоже. Вобщем, не получилось с учёбой. Нужно сказать, что я закончила шесть классов до войны в центре города, в школе № 6, была отличницей. Но получилось так, что трудоустроиться мне не удалось, у меня никакой квалификации, знакомств таких не было, чтоб где-то можно было устроиться. Короче говоря, мы получили повестку на отъезд в Германию. Это было в июне 1943 года. Мы с мамой пытались каким-то образом не попасть в этот список, но ничего из этого не получилось. Меня даже травили! Мне уколы делали специальные, чтобы подорвать здоровье, чтобы на комиссии я выглядела плохо, хотя я и так на комиссии выглядела — маленького роста, очень худая, потому что тяжело было с продуктами в тот период. Потом я начала скрываться у своей бабушки, она жила на окраине города, по улице Молодёжной. В конце этой улицы, самый последний дом — я там скрывалась в подвале. А потом, накануне увода в Германию, я пришла домой, хотела повидаться с родителями, и в 3 часа ночи — стук в дверь, полицейские зашли, меня арестовали. Была облава, я подозреваю, что кто-то донёс, что я появилась в доме. И меня забрали.

На улице Фрунзе была школа, там собрали всех — ребят и девушек, которые добровольно не уехали, когда получили повестки. 7 октября 1943 года, буквально на вторые сутки после ареста, погрузили нас в так называемые «скотские» вагоны и отправили в Германию. У меня по дороге (из-за того, что уколы мне делали) температура поднялась. Такая высокая была температура, что я чуть не умерла по дороге в Германию, но каким-то чудом выжила, прошла через комиссии.

Комиссии были очень позорные: раздевали нас догола, проводили через комиссии. Когда ведут голых девушек, у которых, извините, женские выделения, менструации — это ужасная картина, это очень тяжело даже сейчас вспоминать.

Матвиенко Б.А.

* * *

Мене брали в Германію, жаль, що я туди не попала — я шуткую… У роки війни ми працювали, от нас німці узяли гурточком, повезли, і ми лопатами копали, робили для літаків капоніри, по розміру літака накидали землю, формою як підкова. А чого я в Германію не попала: я й ще одна єврейка сиділи на горбі, і другі там були, везуть нас гурбою у село Халгу. А жили ж ми на по-сьолочку далеченько, везли-везли, і от ті утекли, другі утекли, а у нас не було ума воврємя втекти. І коли вже завезли в село, коли прожектор пустив світ через усю вулицю, тоді ми рішили, що нам пора тікать.

І от ми удвох із нею за ручки взялися, ідемо, ніч, хуртовина, а там темно, а там балка. Ми попали в балку, і нам же треба йти додому. І от ми йшли. Дньом ми сиділи в кукурузі, ховалися, а ноччю ми йшли. По дорозі німці все їздять, ми боялись, що нас піймають і опять в Германію отправлять. Явилась я додому, і що ми зробили: там, де коровка в яслах, під цими яслами викопали яму, у ту яму намістили всякой всячини, і я там просиділа дві неділі. Дві неділі мені носили їсточки, ноччю я виходила, а дві неділі ховалася в тій ямі, словами не передать!

Свиридко Н.А.

* * *

В начале войны я уже семь классов закончила, и меня забрали в Германию. Меня забрали, как и всю молодёжь позабирали, погрузили в вагоны… Успела мама мне собрать подсолнечного масла бутылку, сухарей, помню, каких-то круп немножко, вещи в мешке… Отвезли нас на вокзал, а с вокзала уже везли в Германию. Сначала привезли нас в Польшу, а потом отправили в Германию в Берлин. Везли нас поездом, в таких скотских вагонах…

Черноусова Л.Н.

germ01

 * * *

Я 1938 года рождения, киевлянка. Папа был на 16 лет старше мамы. Когда началась война, мне было три года, а ему пятьдесят девять. Мама рассказывала, что он был оставлен для работы в подполье, и ещё два человека молодых. Их кто-то выдал, но немцы подумали, что он отец подпольщика, потому что уже старый человек, а молодых расстреляли. Я хоть маленькая была, но я помню, что отца хотели расстрелять, но потом кто-то подал такую мысль, что мы можем ещё работать, из меня что-то может получиться в Германии. Помню, как привезли меня с мамой, к стенке поставили, стрелять хотели. Потом помню, как ехали в теплушках, как бомбили. Так нас привезли в Германию.

Шаварина О.Л.

 * * *

У нашего отца трое детей было. В 1943-м он на войну не пошел, не брали его на войну. А когда немцы в Польшу пришли, они всех рабочих, которые могли с лесом работать, забрали. И отца забрали, и маминого кума. Кум поехал за дочку, вместо неё его забрали. Он был старый, но поехал, а она осталась. Она у них была одна, они не могли отпустить её.

Отца из Польши увезли в Германию. Потом он себе поранил руку топором, и его отпустили как в отпуск. Он приехал и говорит: «Больше не поеду, я пойду в лес, к партизанам!» Наша баба начала кричать: «Ой, тебя убьют! Иди в гмину и просись, чтоб тебя отпустили!» Что дети маленькие. Кто отпустит — немцы? Он шёл туда, в эту гмину, а за ним уже ехали — забирать и отправлять обратно на работу. И всё, отправили. Он приезжал в 44-м году зимой, а через год в 45-м нас зимой уже из Польши вывезли. Он приехал, а нас уже не было. У немцев там нельзя было ничего узнать, ему отвечали, что нас повезли на мыло.

Шевченко А.С.

 * * *

Когда угоняли, мне было пятнадцать с половиной. Пришли гестаповцы, и нам всем сказали, что мы должны отмечаться, идти в школу на улице Суворовской. А если кто не пойдёт, тогда всю семью расстреляют. Я пошла туда. Когда открыли ворота, там уже столько было молодёжи, девочек и мальчиков. Дверь закрылась, ворота закрылись, и никого оттуда не выпускали. Потом начали заезжать машины закрытые. Садили нас в машины и везли на вокзал. Привезли на вокзал и загрузили в товарные вагоны. В вагоне было маленькое такое окошечко.

И вот нас повезли. Везли не знаю как, мы ж не видели ничего, вагон набитый битком был. Сидели один возле одного. Были ж молоденькие все, сидели и плакали.

Губарева Л.А.

 * * *

В июле месяце 1943 года меня взяли. А у брата моего был туберкулез, поэтому боялись, чтобы я не заболела; у меня папа в 1939 году умер от туберкулеза лёгких, у него десять лет была открытая форма, и никто не заразился. А брат переболел ветрянкой, и у него развился на одной коленке туберкулез кости, на другой ноге — туберкулёз таза. Меня немцы на рентген взяли, проверить, есть ли туберкулез. Привели меня на пункт, он находился в школе № 6. Я там представляла свои справочки, а потом всё равно заставили делать флюорографию. Их немец отвел меня в больницу водников. Сделали мне рентген и сказали, что никакого туберкулеза нет. Домой меня отправили, но сказали: «Если уйдешь, расстреляем всю семью и тебя». Я пришла, маме сказала. Мама плакать начала. У нас была знакомая, у неё тоже девочку брали, и она поехала вместе с девочкой, и мы были вместе в лагере.

Отправляли нас в августе 1943 года. Доехали мы в вагонах, в которых скотину возят, на соломе. Два вагона с немцами были — последний вагон и первый после паровоза.

Никто нас не кормил, все свои продукты имели, нас предупредили, чтобы брали продуктов с собой на 10-20 дней, потому что вас кормить не будет никто. Приехали в Германию. Там нас уже ждали и распределяли, нас же много вагонов было. Вот этот вагон идёт в этот лагерь, забирайте, этот идёт в этот — в несколько лагерей. Наш вагон в Берлин приехал, и там нас по лагерям распределяли.

Кулик О.

Источник: Альманах «Живая история» в рамках проекта «Диалог поколений»

Оставить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *